КОГДА СХОДЯТСЯ «СТРЕЛКИ» ВОСТОКА И ЗАПАДА
В поэзии И.Юсупова "свет с Востока" органично переплетается со "светом с Запада". И это закономерное явление. Так как, подытоживая свой почти полувековой поэтический опыт, в предисловии к своему двухтомнику собрания сочинений И.Юсупов сочувственно цитирует крылатую фразу Киплинга: "Запад есть Запад, Восток есть Восток" и несколькими строками ниже добавляет: "На мой взгляд, здесь нет противопоставления, а есть указание на их своеобразие.
Они могут учиться друг у друга, могут взаимно обогащаться и уважать друг друга".
Это утверждение для поэта имеет принципиальное значение, ибо перефразируя слова Б.Пастернака, обращенные к известному балкарскому поэту К.Кулиеву, можно сказать, что в поэзии И.Юсупова сошлись стрелки Запада и Востока. Действительно, творчество поэта питают два мощных потока — традиции восточной поэзии и традиции поэзии Запада.
И обе традиции в творчестве поэта имеют своё конкретное воплощение. Во-первых, это древний фольклор и поэзия тюрко- и персоязычных народов Востока, представленные именами Фирдоуси, Джами, Хафиза, Саади, Навои, Махтумкули, Бердаха... Знаменательно, что И.Юсупов называет Махтумкули "академией лирики".
Во-вторых, это античная мифология и литература, а также Данте, Шекспир, Гете, Байрон, Пушкин, Лермонтов, Шевченко...
Культурное взаимодействие между Востоком и Западом существовало всегда. И, надо подчеркнуть, что непрерывность и необходимость его постоянно занимала ум и в воображение И.Юсупова. В 1997 году он писал: "Чтобы воспитать в себе хорошее поэтическое чувство поэт прежде всего должен хорошо знать народные песни, дастаны. Затем можно, не зная усталости, вникать в поэтический мир таких великих тюркоязычных поэтов, как Бердах, Ажинияз, Навои, Махтумкули, Абай, Токай. Много духовной пищи дают поэту мудрые изречения Ходжи Ахмада Яссауи, Сулаймана Бакыргани. Творения Саади, Хафиза, Хайяма, Джами — целый поэтический океан. Однако наряду с этим, если поэт не питается из европейской поэзии, то его путь будет краток. Не зная Пушкина, Лермонтова, Байрона, Гете, Гейне, Шиллера, Шекспира сказать о том, что ты уже припал к вечным источникам поэтического мира, звучит слишком самонадеянно и несерьёзно".
На протяжении всего творческого пути И.Юсупов с завидным постоянством и заинтересованностью обращался к поэзии Запада. Можно выделить несколько культурных регионов Запада, с которыми соприкасался поэт в своем творчестве.
Первый — это Россия. Русская поэзия — давняя и постоянная его привязанность. Дух русской поэзии он усвоил наиболее тонко и глубоко. Об этом свидетельствуют его многочисленные блистательные переводы из Пушкина, Лермонтова, Жуковского, множество собственных оригинальных стихотворений, навеянных мотивами, идеями русской поэзии и написанных в духе Пушкина, Блока, Ахматовой.
Второй культурный регион, который интересовал поэта — это страны западной Европы: Англия, Германия и др. И здесь круг его интересов достаточно широк: Шекспир, Байрон, Гете, Гейне, Мицкевич... Надо признать, и это соприкосновение обогатило и изменило качество поэзии И.Юсупова. Примером тому могут служить стихотворения, сонеты, элегии, баллады, романсы, написанные в западном стиле.
Античная мифология, поэзия, философия — третий культурный регион в творчестве И.Юсупова. И здесь знание поэта основательно. Отсюда — в его поэзии обилие тем, сюжетов, мотивов, связанных с образами героев, богов и богинь греческой мифологии. Чтобы почувствовать это, достаточно перечитать стихотворения "Нарцисс", "Орфею", аллегорическую поэму "Гнев Посейдона", сказочно-фантастическую поэму "Живая вода".
В названных двух поэмах, на наш взгляд, наиболее ярко отразилось глубокое освоение и переосмысление античности и древнего Востока, всемирно известных мифологических, поэтических и исторических образов. И.Юсупов и раньше часто вдохновлялся образами античности и Востока (Прометей, Нарцисс, Муза, Орфей, Овидий, Парнас, Пегас, Томарис и др.) и видел в них отражение заветных дум своих современников. Но поэмы "Гнев Посейдона", "Живая вода" стоят особняком в творчестве И.Юсупова.
В поэме "Гнев Посейдона" каждый образ наполнен скрытым аллегорическим смыслом. Поэтому сюжет поэмы нельзя строго "закрепить" к одному конкретному моменту или к конкретному региону. Это сузило бы идейно-эстетическую значимость поэмы. Такое могло случиться везде и в любое время. Оно — характерная особенность XX-ХХI веков."Гнев Посейдона" — это рассказ одновременно и о прошлом, и о настоящем, и о будущем нашей планеты. Здесь все получает значение и ценность через аллегорию.
И сюжетное время поэмы имеет аллегорический смысл. Оно изображено в трех уровнях: мифологическом, историческом и бытовом. Мифологическому уровню соответствуют описания мифов, связанных с Анахитой и Посейдоном. Здесь следует сказать о том, что И.Юсупов на основе двух мифов создает свой собственный миф — миф драматической любви дочери Анахиты к сыну Посейдона. Историческому уровню соответствует изображение трех шахов и опустение оазиса. И, наконец, бытовому уровню соответствует изображение жизни и любви молодого бакенщика и его молодой жены. Эти временные пласты сюжетно переплетены и тесно взаимодействует. Любовь сына бога морей Посейдона к молодой жене бакенщика оборачивается несчастьем не только для нее, для ее мужа и сына, но и для сына Посейдона. Она погибает по воле дочери Анахиты, терзаемой ревностью. Сын Посейдона умирает на дне моря на могиле жены бакенщика от тоски.
А бездумное действие трех шахов, каждый из которых старается больше брать речной воды только для себя, не считаясь с интересами соседа, оборачивается трагедией для всех — и для людей, и для природы зеленого оазиса. Так, аллегорическую поэму И.Юсупова "Гнев Посейдона" можно рассматривать как тонкий поэтический намек на толстое драматическое обстоятельство, которое могло сложиться в современном мире. Здесь поэт достигает органического слияния двух поэтических типов — восточного и европейского — на композиционном, сюжетном, стилистическом уровнях.
Проблема взаимодействия человека и природы на более широком мифологическом, историческом, философском пространствах решается И.Юсуповым в его сказочно-фантастической поэме "Живая вода". Эта поэма по сравнению с "Гневом Посейдона" многопланова и многослойна. Она густо населена персонажами. Здесь боги и богини, цари и военноначальники, ученые и художники, врачи и юристы, пастухи и дехкане, кузнецы и гончары...
Поэма отличается необычайной ассоциативностью поэтического мышления. Она богата явными и скрытыми намеками, образами, цитатами. Здесь звучат голоса Цезаря, Эсхила, Гете, Шекспира, Достоевского, Пушкина, Гамзатова, Хайяма, Фирдоуси, Джами, Навои, мифы древного Востока и Запада, легенды и предания из Библии, Корана, из фольклора каракалпакского народа.
Здесь о многом говорится символично и зашифровано. Без специальных объяснений, комментариев многое может остаться до конца непонятным. В частности, это относится, на наш взгляд, к сценам, когда Аристотель при беседе с царем Александром Македонским вспоминает Асана-кайги, называя его философом и странным человеком, цитирует стихи из его знаменитого терме и когда Аскар — художник-скульптор, придя на встречу с Александром Македонским, чтобы передать ему кувшин с живою водой, произносит стихи из народного терме (подстрочный перевод):
Аскар
"Ветер качает ветер,
Ветер качает облака,
Облака качают дождь,
Дождь качает травы,
Травы качают кобылу,
Кобыла качает кумыс,
Кумыс качает джигита,
Джигит качает девушку,
Девушка качает колыбель,
Колыбель качает ребенка,
Ребенок... качает мир..."
Царь
(встает)
О, какое божественное слово!
Аристотель
Мощь красоты человеческого сердца, —
Поэзия! Преклоняюсь тебе!
Что же побудило этих двух эллинов, прославленных на весь мир и воспитанных на поэзии Гомера, Эсхила, Софокла, Еврипида, Сапфо, так восторгаться этими стихами? Конечно, прежде всего их поэтическая мощь, философская глубина, общечеловеческий дух и гуманистическая направленность, которые тронули их до глубины души. И не в последнюю очередь, нам думается, их поразила рифмовка с редифом, придающая этим стихам особое звучание и прелесть. Вот что было для них самое неожиданное, самое поразительное. Это становится понятным, если учесть то, что во времена Аристотеля и Александра Македонского греческая поэзия была ритмической, а не рифмованной.
Следует отметить, что эти сцены, связанные со стихами из терме Асана-кайги и народного терме, напоминают знаменитую сцену встречи Фауста с Еленой из II части "Фауста". Но напоминание — это не повторение, тем более, не подражание. Естественно, что здесь витает тень великого Гёте. Однако И.Юсупову, думается, удалось найти своё видение концептуальной ситуации и её оригинальное художественное воплощение.
В поэме И.Юсупова Александр Македонский и Аристотель, внимая звучанию терме и речей Аскара и Онесии, то и дело переходят к рифмованной речи. Такое явление нельзя считать случайным или поэтической вольностью поэта. В нем скрыт глубокий смысл о том, что в поэзии Востока и Запада много общего. Они многому учились друг у друга, взаимно обогащались и духовно крепились новыми идеями и образами.
В целом, творчество И.Юсупова в лучших своих проявлениях является органическим синтезом двух культур, двух поэтических миров — Востока и Запада. И оно представляет собой новую, более высокую ступень развития современной каракалпакской литературы.
М.Турсынмуратов,
старший преподаватель кафедры русского языка и литературы КГУ им. Бердаха,
ответственный редактор журнала "Вестник КГУ им.Бердаха".
